Царь судит стрельцов

Водалече, водалече во чистом поле,
А еще того подале, во раздольице,
Тут не красное солнышко выкаталося,
Выезжает то удалый добрый молодец,
Еще тот же стрелецкий атаманушка.
Хороша больно на молодце приправушка:
Под ним добрый конь, ровно лютый зверь,
Кольчуга-то на молодце серебряная,
Соболина на нем шапка до могучих плеч.
На нем тугий лук, как светёл месяц,
Калены стрелы, как часты звезды.
Он и держит путь-дороженьку в каменну Москву,
Он и горы и долы в перескочь скакал,
Темные лесы межу ног пускал,
Быстрые реки перепрыгивал.
Возъезжает он во матушку каменну Москву,
Приезжает ко дворечушку ко судареву.
Караульщиков он не спрашивал,
Приворотничкам не бил челом.
Он и бьет свого добра коня – не жалует,
Его добрый конь осержается,
От сырой мати-земли отделяется,
Перепрыгивал он стенушку белокаменну.
Подъезжает он ко крылечушку ко судареву.
Воскрикнет он, возгаркнет громким голосом:
«Ох ты гой еси наш батюшка православный царь,
Во всеё Руси царь Петр сударь Лексеевич!
Ты за что про что на нас, сударь, прогневался,
Ты за что наш зеленый сад хочешь
выжечь-вырубить,
Все и ветвицы-кореньицы повысушить?
Не можно ли тебе, сударь, нас стрельцов простить?
Мы возьмем тебе город, какой надобно,
Без свинцу-то мы, без пороху сударева,
Мы без ружеец, без сабелек без вострыих,
Мы возьмем тебе город своей грудью белою».
Выходил-то тут батюшка православный царь,
Во одних-то чулочках, он, без чоботов,
Во одной-то он сорочке, он, без панцуров;
Воскричит-то он, возгаркнет громким голосом:
«Ох ты гой стрелецкой атаманушка!
Уж и вот-то я с боярами подумаю,
С сенаторами, с фельмаршалами переведаю».
Уж возговорит тут стрелецкой атаманушка:
«Ох ты гой еси наш батюшка православный царь,
Во всее Руси царь Петр сударь Лексеевич!
В глазах ты меня, сударь, обманывашь:
Не видать тебе меня у себя в дворце!»
Он и бьет свого добра коня – не жалует,
Его добрый конь осержается,
От сырой мати земли отделяется,
Перепрыгиват он стенушку белокаменну;
Он и держит путь-дорожку во далече во чисто поле,
Возъезжает он во стрелецкую армеюшку,
Воскричит-то он, возгаркнет громким голосом:
«Ох вы гой еси стрелецкие головушки!
Еще хочет нас православный царь всех жаловать,
Жаловать хоромами, хоромами высокими —
Двумя столбами дубовыми и петлями шелковыми!»

Царь судит стрельцов