Еще было во городе Чернигове,
Там ведь жил-то молодой-от князь-от душечка,
Еще душечка да князь Семен Михайлович;
Живучись-то ихна жисть да хорошо жилась.
Им на радость ту Господь послал да чада милого,
Чада милого послал, да всё любимого,
Да родился у них маленький княжевич-сын.
Собирает он на радости почестен пир,
Собирает он всех князей-то, всех он бояров,
Он ведь всех гостей-купцей торговыих.
Научили его нянюшки-ти, мамушки:
«Ты поди-ка, душечка князь Семен Михайлович,
Ты зови, зови к себе всё кума стретного,
Кума стретного зови, кума крестового».
Тут князь-от не отслышался,
Он ведь звал-то себе да кума стретного,
Он того ли звал ведь темного разбойника,
Звал он темного разбойника да Илью Климанта.
Говорит ему княгина таковы слова:
«Уж ты душечка князь Семен Михайлович!
Ты худого, нехорошего себе привел кума,
Откажись возьми от кума Ильи Климанта».
Говорит-то ведь он да таковы слова:
«Угощу я на пиру кума крестового, —
На меня ведь лихо кум всё не подумает».
Приходил-то темный-от разбойник Илья Климантов,
Одержал он себе крестника любимого.
На пиру-ту он сидит, разбойник Илья Климантов,
Он сидит-то на пиру не пьет, не ест, не кушает,
Он ведь беленькой лебедочки не рушает.
Говорил ему-то душечка князь Семен Михайлович:
«Уж ты что сидишь, да кум ты мой крестовый-от,
Ты сидишь у мня не пьешь, не кушаешь,
Еще беленькой лебедочки не рушаешь?
Налились-то очи ясны всё кровью у тя горячею.
Разве местом я тебя обсадил теперь,
Обнесли-то разве тебя золотой чарой,
Надсмеялся разве кто-нибудь над тобой, крестовый кум?»
Говорит-то душечка князь Семен Михайлович:
«Не убил ты сегодня человека понапрасному,
Ты не пролил разве крови христианскою?»
Говорит темной разбойник Илья Климантов:
«Ты не бойся, мой крестовый кум Семен Михайлович,
Ты не бойся середи да дня ты белого,
Ты побойся во полночь хошь ночки темныя;
Ты спомянешь всё тогда кума крестового!»
Говорит-то тут ведь душечка-та князь Семен Михайлович:
«А не хвастай-ка ты, мой да кум крестовыя,
Ай ты тот ли наш разбойник Илья Климантов!
Я теперича услышал похвальбу твою, —
Я заложусь на крепки замочки тут заморские,
Я поставлю тут ведь верных караульщичков,
Не зайти теперь бы чтобы, не попасть никак».
Говорит темной разбойник Илья Климентов:
«Попаду-ту я к тебе, да я зайду к тебе».
‹Говорит ему княгина таковы слова:›
«Уж ты душечка, ты князь Семен Михайлович!
Немалу ты теперь шуточку нашутил тут;
Эта шуточка тебе да как ведь с рук сойдет?»
Говорит-то ей ведь князь Семен Михайлович:
«Мы не будем ведь спать да во полночь ту, ночку темную».
Говорит ему княгина таковы слова:
«Подавай да дороги ему подарочки».
Он снимает свою шапку с буйной головы,
Подавает своему куму крестовому:
«Уж ты милый, любимой кум крестовый мой,
Еще тот ли ты разбойник Илья Климантов!
Ты бери бери подарочки, как я дарю».
Принимает он подарочки да единой рукой,
Не дават ему спасиба всё куму крестовому.
Почернело тут у разбойника Ильи всё у Климента,
Почернело лицо-то, кровь-та богатырская,
Богатырска в лице кровь переменилася:
«Я хошь взял-то у тебя подарки, кум крестовый мой,
Не укрепил ты моего теперь да ретива сердца.
Разгрубил ты всё мое да ретиво сердце».
Тут пошел у них кум да со честна пиру,
Запирает он двери крепко-накрепко.
Они тут ведь уж ночку ту уж не спали,
Они всю ту ночь ведь Господу молилися.
На другу-ту они ночку запиралися
Что на те ли на замки, замки на крепкие,
У замков были поставлены караульщики верные.
Говорит-то ведь душечка князь Семен Михайлович:
«Что же мы ведь станем на замках да запираться мы?
Уж уехал теперь мой крестовый кум».
Ай ведь у кума крестового была у Ильи Климантова,
Ай была у его шубка-невидимка,
Ай была-то у его шапка-невидимка.
Заходил-то кум крестовый на белом свету,
На белом свету зашел – его уж не увидишь тут.
Повалился под тесову под кроваточку,
Он держал в своих руках да саблю острую.
Он сидел-то, всё лежал да до полуночи,
Он в полночь ту ведь ставал да на резвы ноги,
Ай отсек-то он у кума крестового,
Он отсек-то у него да буйну голову,
Он отсек же у княгины буйну голову,
Он отсек-то у любимого у крестничка.
Отбрызнула от младеня-та горяча кровь,
Что брызнула во его-то во ясны очи,
Во ясны-ти очи Илье Климанту;
Он ослеп-то Илья, да Илья Климантов,
Закричал-то он своим-то зычным голосом:
«Вы секите, вы рубите мою грешну голову!
Что засек я своего кума любимого,
Я засек-то свою куму любимую,
У крестового у дитятка отсек я буйну голову;
Мне попала кровь горяча во ясны очи».
Захватили тут его всё за черны кудри,
Увезли они его на поле на Куликово,
Что отсекли-отрубили буйну голову.

Баллады